Долгий поход, а земля почему-то всё не круглая —

 Годы по морю, но нет и не признака земли...

 Ныне седой, да морщины прорезались под скулами,

 Чаек по-прежнему не видно в бесконечной дали.

 Надо бы назад возвращаться, но хватит ли времени?

 Кто же узнает, что ты в том походе доказал?

 Стены каюты оказались тюремными стенами,

 Волны покатые кружат свой призрачный бал.

 Время мрачное, время светлое —

 Стражники злы, да вновь приветливы...

 Город печальный, город радостный —

 А мы на всё глядим опасливо,

 Не беспечны, и не тревожные —

 Все времена считаем сложными,

 Знаем, что любой ветер сменится,

 Радость, печаль — равно изменницы.

 Не нам угадать, как же слово откликнется речёное...

 И как недосказанность будет истолкована потом.

 Какие удачи и победы окажутся просчётами,

 Какие напасти отрыты за годы с трудом,

 Какие разгромы нам счастье добудут заветное,

 Насколько в высоких домах нам покажется темно,

 Насколько пещеры и шахты предстанут светлыми,

 И чем обернётся молчание — знать не дано.

 Много холмов — под какими-то жилы алмазные,

 Пока не сроешь — не поймёшь...

 Бей киркой, пока в разуме,

 Пока смерть не наточит нож.

 К седине и слабости

 До подошвы срежешь холм.

 Только тут и поймёшь, быть ли в радости,

 Или сидеть в котловане пустом.

 И опять карусель закружилась по пути неизменному,

 Мы сидим на лошадках, и делаем вид, что мы в пути...

 Вот деревья, вот тир, вот киоски с полинялыми стенами,

 И давно прилип леденец к зажатой горсти.

 Этот мир нам сегодня кажется большим и заманчивым,

 Но минута-другая — и пора покидать карусель.

 Билетёр нас слезать с лошадок убеждает вкрадчиво,

 Мол, катались, ребятки, катались, а здесь — ваша цель.

 Вещи в чулане — забытые и бесполезные...

 Лыжи и санки — в пустыне они не нужны,

 Сильный бинокль — разглядывать дачи окрестные,

 Старый спасательный круг для высокой волны.

 Вечно живые надежды, что море наполнится,

 Белый скелет потихоньку умершей мечты,

 Горькой и чёрной работы заветная скромница,

 Памяти старой пустые, гнилые листы.

 Сколько в мире есть примет — и все неверные,

 Сколько снов — да вот не сбылся ни один...

 Много найдено, и столько же потеряно,

 Я не раб, и никому не господин.

 Я устал гадать о прошлом, и о будущем,

 И гадать о настоящем так устал - 

 Всё скорей календаря расход посуточный,

 Мягче масла неподатливый металл.

 Отрёкся давно ожидать счастья писем из ящика - 

 Бумагу устала сжигать ненасытная печь...

 И то, что в чулане скопилось, пока не растащено,

 И нет никакого желания это беречь.

 Бывало пустое, бывало когда-то и важное,

 Волнение было — а вдруг я свой миг пропущу?

 Но нынче — седой, пробавляюсь кефиром и кашами,

 Почти не расходую ночью за годы свечу.

 Скорей. Пора… Уже сегодня вечером

 Я соберусь. Навек покину дом.

 Столетия, эпохи быстротечные,

 Как молния, мелькнули за окном,

 Зато секунды встали, неподвижные.

 В который раз на циферблат смотрю,

 На голубей и воронов над крышами,

 На запад — на грядущую зарю.

 Не пришло ещё время часы обозначить таблетками,

 И продукты по списку себе запретить покупать,

 В летний зной под полями лицо перепрятывать бледное,

 И следить, хорошо ли разварена в миске крупа...

 А сейчас — попытаюсь забыть, что придёт неизбежное,

 Только помню об этом в любое мгновенье, всегда.

 И неспешная жизнь протекает сквозь пальцы по-прежнему,

 Хоть казалось, что сухо в грозу под защитой зонта.