Занимают лишние место шлюпки тяжёлые;

 Ожидают часа скалы прибрежные, голые;

 И кому-то шлюпки таскать за собой надоест,

 И тогда непослушный ветер задует в полную,

 Самый мощный корабль на скалы загонит волнами,

 И причал украсит простой, неприметный крест...

 И опять другие возят шлюпки на палубе -

 Не встречаясь пока со штормами лихими и скалами,

 Бесполезен столь дорогой и ненужный груз.

 А куда без него? Усмехаются ветры коварные,

 Пропотела команда, закончив учёбы авральные,

 Порешив, что лучше таскать одну из обуз.

 Часто сбегает в дороге удача неверная;

 Часто приходят в хвосте, добегавшие первыми;

 Часто раскопанный клад вырывали из рук.

 На новоселье горел и отстраивал заново;

 Всякая в мире беда происходит внепланово;

 Только приходит аврал — и уходит испуг...

 Много сменил кораблей, доплывая до берега;

 Вроде бы карта верна, и поклажа проверена - 

 Но припасает судьба неизменный сюрприз

 И не один. Остывают горячие головы.

 Старый профессор опять единится со школою,

 С кафедры съехав высокой в неведомый низ.

 Ускользает от сачка сегодня бабочка,

 Даром время драгоценное потрачено,

 Не пополнится коллекция сейчас...

 А окраска улетевшей очень редкая,

 Не сливается ни с листьями, ни с ветками,

 Поманила — и ушла. В который раз.

 А бывало — крылья бабочки единственной

 Вдруг возникнут неожиданно, таинственно - 

 Рот откроешь, хвать сачок, опять ушла!

 И коллекция так редко пополняется,

 Ни единой в ней не найдено красавицы - 

 Прикрывает пустоту огонь стекла.

 У книжного шкафа я долго стою перед книгами:

 Одну и другую беру, и по полке подвигаю;

 И вытащу дальнюю — ту, что закрыта сто лет...

 Открою на первой странице, потом — оглавление,

 Потом — в середине. И снова кладу на хранение,

 На дальнюю полку — хранится без влаги и бед.

 Конечно, есть книги, что мяты и крепко засалены, 

 Чуть порваны, клеены, даже немного подпалены,

 Я их поминутно читаю, запомнил давно.

 И хочется время от времени что-нибудь новое,

 Но рваные книги пленили мне душу оковами,

 Как долгое в бочке дубовой хмельное вино.

 Ищу слова — писать в любви признание,

 О горечи, когда по сердцу ранили,

 О горе, как заветный друг ушёл,

 Об опыте нелёгком, и о мудрости,

 О кошельке пустом и вечной скудности,

 О том, кого пора б сажать на кол...

 Перебираю — вытащу удачные,

 Что коротки, точны, понятны, красочны;

 И в море слов найдётся пара штук:

 Украшу обруч ржавый, как алмазами.

 Запутаю, что было раньше ясное,

 И занят тем, не покладая рук.

 О себе говорить по прошествии лет непривычные,

 О погоде расскажем, о том, где заборы кирпичные,

 И о том, как рыбалят с утёса в далёких краях...

 Имена непросты, но они ускользнут не вспомнятся,

 Как подросший волчонок однажды шмыгнёт за околицу

 Характерные лица, но будто увидел впотьмах.

 Ты поймёшь, но не сразу, что мы — потаённые стражники;

 Охраняем, а может, что ищем горячее, важное;

 Наша гибель, и наши победы — у всех на виду.

 Но не понял никто, хоть глазела толпа беспокойная,

 Перед смертью нелёгкой доклад прерывается стонами,

 Старый доктор подумал, что это — в последнем бреду.

 Старое место. Старый посёлок заброшен.

 Воспоминания давят тяжёлой ношей.

 Думал, что помню. Только давно забыл...

 Дом опустел. Речка теперь обмелела.

 Только орешник вроде остался целый,

 И на погосте станичном — рядок могил.

 Новый отстроен мост, старый разобран.

 Поезд другой желает казаться скорым.

 Те, кто знакомы — давно уже здесь не живут.

 Крутятся кадры старой, истёртой плёнкой;

 В книге зачитанной лист засален и скомкан.

 Горечь. Уйду. Но пару ещё минут.

 Забытая лодка плывёт по реке горящей - 

 Наверное, не повезло, а может, удача...

 Наверное, точно сгорит. Но пока плывёт.

 Когда-то давно лодка прошла водопады,

 Над ней пролетали бури, и грома раскаты,

 Крутил на месте одном водоворот.

 И волны её заливали от ветра лихого,

 Обшивка текла, водой заполняло снова,

 И было — застряла в заводи, будто навек.

 Погибель сулили. Но лодка не затонула.

 Потрёпана крепко стихий недобрым разгулом.

 А сколько ещё впереди непройденных рек?

 Побродил по острову. Лодку построил снова.

 Попытался порвать ещё раз пространства оковы.

 Океан оказался тихим, забытым прудом...

 И поднялся на берег. И вновь — в океане остров.

 Слишком сложно устроено всё. И при этом — просто.

 Понимание горькое ныне приходит с трудом.

 Проходили закаты — за ними теже рассветы;

 За зимой ледяной приходит зелёное лето;

 И кругами иду, и нет дороги иной.

 А серьёзно — к чему ещё другая дорога?

 Возвращаюсь на остров, в пути рассудивши строго:

 Отправляясь подальше, опять возвращусь домой.

 Ставит иглу на пластинку чудак каждый вечер - 

 Будто прохожих сейчас удивить больше нечем,

 Стёрта пластинка, и песня на ней лишь одна...

 Некогда модный мотив много лет, как забытый;

 Дико хрипит патефон, чуть живой и разбитый;

 Музыка громкая ныне почти не слышна.

 Что ж ты, чудак, каждый вечер заветное ставишь?

 Звуки расстроенных струн и отломанных клавиш?

 Песня хорошая, и патефон был хорош.

 Ценности вечные в несколько лет устарели;

 Цели, что стали легки — это больше не цели;

 Истина цен не имеет, а значит — что грош.