Из дорожной сумки пора бы вытащить важное,

 Что когда-то давно пометил, поярче раскрашивал,

 Остальное — скинуть в кювет, утопить в реке...

 А потом — из важного выбрать неободимое,

 Что помечено было не краской уже, а картинками,

 И продолжить вдаль нелёгкий путь налегке.

 Но — напрасен труд. И проще в дороге голыми.

 И намного сложнее сумки утаскивать полные.

 А дорога шутит — неважного в жизни нет.

 Даже больше — в любой момент не хватает нужного,

 Захватил, казалось бы, всё, и плечи натружены,

 Но обманчив и в ясный полдень горячий свет.

 Золота много добудешь — то станет ли золотом?

 Ценное ныне — в крупицы мельчайшие смолото,

 Подешевело, как грязь на дороге лежит...

 Вечны скрижали, с трудом на граните пробитые,

 Ждущие тысячелетья под древними плитами,

 Краткий девиз украшает откованный щит.

 Книг миллионы на фабриках враз отпечатаны,

 Мокнут в подвалах, лежат на дороге укатанной,

 Ценные были — а нынче доступны для всех.

 Тихо качнулись весы — воплотились мечтания,

 Рухнули пылью столетий добра ожидания,

 Радость и боль превратились в сомненья и смех.

 Никакое дело будет не закончено —

 Завершатся быстро грозы полуночные,

 И опять засыплют зимние снега...

 Сапоги упрячь, найди в чулане валенки —

 Вновь качнулся этой жизни тихий маятник,

 Вновь потеря, и опять она легка.

 Завершил картину — блёкнет с бегом времени,

 Урожай собрал, лихой весной посеянный,

 Догорит стерня — и новый ждёт посев.

 Никакое дело будет не закончено —

 Неожиданно померкнет полдень солнечный,

 В тишине возникнет сказочный напев.

 Бывали вокруг города — обратились руинами,

 Бывало и людно — народы то место покинули,

 И ныне — обычная чаща, непуганый зверь...

 Обломки стены промелькнут иногда за деревьями,

 Сверкнёт золотой, при исходе поспешном утерянный —

 Ничтожная доля забытых в столетьях потерь.

 Но снова возникли в лесу караваны с повозками,

 Исчезли деревья, и рвы появляются грозные,

 И стены растут, в небеса поднимается дым,

 И кто-то себя назовёт городов основателем,

 На стенах, что рухнут, слова начертает старательно,

 И славу строителей первых оставит другим.

 Открыл я земли, но уже открытые,

 Где чьи-то корабли стоят, разбитые,

 И не вернулись много лет назад,

 А кто вернулся — тем и не поверили,

 Смолчали третьи, может, что намеренно...

 На берегу — следов пробитый ряд.

 И я теперь предстану открывателем.

 Следы чужие нанесу внимательно,

 И расскажу о тех, кто до меня

 Уже бывал, но вот не столь удачливым,

 Кто обладал, но тут же и утрачивал,

 Золу принёс заветного огня.

 Совершилось бы вроде во веки веков невозможное —

 И стена неизменная ныне в осколки раскрошена,

 Из привычного плена на волю бежать бы пора...

 Но в тюрьме — лежаки, и заветная кухня убогая,

 Не дождаться и корки сухой за седыми порогами,

 Но зато ожидают снега, крупный град, и ветра.

 А ещё — остаются в душе до сих пор опасения,

 Что обманет опять, как доселе бывало, везение,

 Что другая стена нерушима за этой стеной.

 Кто ушёл — не вернулся. Нашёл ли удачу заветную?

 Может, сгинул? Страдает доныне в пустыне обветренной?

 Но ветшает вокруг. Нам недолго сливаться с тюрьмой.

 Как и всегда, дорога идёт по кругу —

 Жарит ли солнце, сечёт ли стылая вьюга,

 Ливень весенний — дорога идёт и идёт...

 Надо б судье стоять на финише флагом,

 Определить, кто первый — коротким взмахом,

 А остальным — прервать надежды полёт.

 Ну, а пока — быть может, что станешь первым,

 Кто-то сойдёт, у кого-то не выдержат нервы,

 Только пока отставания счёт на круги.

 И потихоньку первый — дальше и дальше,

 Меньше надежды — всё же огонь не угашен,

 Будто бы первый — на расстояньи руки.

 Попытка за номером… Я и забыл тот номер,

 Нет чисел в мире таких — но попыток кроме.

 И больше Вселенной — список людских неудач.

 Но не унываем — множим попытки снова,

 Босой раздобыл к своим сапогам подковы,

 А у домоседа — конь у крыльца горяч.

 Одним обладали, бросали, хотели другое,

 Оставив на древних камнях отпечатки крови,

 Платили жизнью на кухне за новый рецепт,

 И не получили. Будут ещё попытки,

 И сколько жизней у нас убежали прытко?

 И снова басы под окном перешли на фальцет.

 Поседел почтальон, что ко мне добирался долго...

 Поседел и я, зеркала обратились в осколки,

 Но теперь соберусь, и отправлюсь за горизонт.

 Много раньше и путь показался бы много легче,

 Застарелый недуг никогда не будет долечен,

 И пытаться вылечить — очень давно не резон.

 Опоздал на завтрак — успеешь теперь к обеду,

 Не к обеду, так к ужину. Тихо бреди по следу,

 Тех, кто встал, и сорвался в путь, не дождавшись вестей.

 Не тужи о других, кто остался, махнул рукою,

 Я пока ещё не в пути, не осёдланы кони,

 И песок до конца не просыпан из полных горстей.

 Старый вокзал ожидает, давно позабытый...

 Целы пути, семафоры входные открыты,

 Пахнет спиртным и печёным заветный буфет,

 Но — никого. Ну, хотя б — товарняк проходящий.

 На расписании путь очень многим назначен,

 Но ни гудков и ни стуков уже много лет.

 Рельсы ржавеют, но смазаны верные стрелки,

 Скошены травы у шпал, на бордюре — побелка,

 Тихий перрон подметён, и окошки чисты.

 В зале горят на табло расписания цифры,

 После уборки на мраморе скользко и сыро,

 Кресла рядами чуть-чуть потемнели, пусты.