Я оглянулся — никого. Только улица пустынная...
Свет фонарей — значит, кто-то на подстанции живой.
В этот момент я укрылся бы за чьими-нибудь спинами -
Правда, напрасно сейчас крутить головой.
Где-то давно услыхал — нет страшней неизвестности,
Но позабыл, кто же это и когда говорил.
Ну, а сейчас, на до боли знакомой местности,
Страх пробирает понемногу до самых жил.
Очень хочу вспомнить забытое,
Где судьбой были не раз битыми,
Где были рады и так счастливы,
Где было всякое, по-разному...
Но счастье вспоминаю с горечью,
Не теплей от него нисколечко,
А вот беды радостью памятны.
Путаю картинки безграмотно.
Пора уходить позабытыми от времени тропами,
Как будто бы новые земли, где никто не бывал...
Насиженное место покроется новыми потопами,
А если не затопит — то выжжет пущенный пал.
По новому кругу — и кажется, что нам не известное.
Да мы проходили уже, но когда-то давно.
И воздух оглашается новыми старыми песнями,
Никак не кончется во фляге дорожной вино.
Кто-то на бочке с порохом прикуривал,
Кто-то уплыл в дырявом тазу...
Сидят наблюдатели хмурые,
У них — ни в одном глазу.
Опять покажут безумство храбрые,
Пробуждая других.
Но в мире — всё по-старому,
И голос призывный тих.
Проходили года, только всё оставалось по-прежнему:
Облетала шелуха, оставалось на месте ядро.
Перемены проносились ураганом, горячим и бешеным,
А стоящая жизнь чуть заметно ухмыляется хитро...
Замени штукатурку — невозможно узнать это здание:
Незаметны ползучие трещины в несущей стене.
И покрытые лаковой кожей неизменные валенки
Соотвествуют веяньям придирчивой моды вполне.
Рвётся душа на свободу, да обручи крепкие,
Вроде бы снять обещали — который уж год...
Трасса незримо удержит сплошными разметками,
Крылья подрезаны — значит, забудь про полёт.
Обручи снова проверит душа неприкаянна,
Крылья расправить попробует, с трассы свернуть.
Надо б идти вслед за тем, кто умчался со знаменем,
Только оно у тебя, да неведомый путь.
Под конец дороги — ишаки усталые,
Фляга с дыркой, да разбиты сапоги...
Под конец дороги путник рад и малому,
Уголёк — костром, где не видать ни зги.
Медяки предстанут царскими богатствами,
А секунды — бесконечными почти.
В смурный день теперь светло, как в солнце ясное,
И всё важное — так это впереди.
И рад был грозе, урагану, огню, наводнению -
Быть может, хоть что-то изменится в тихой судьбе?
Хоть кто-то услышит доселе неслышное пение,
И вырастут крылья на тёртом мешками горбе?..
Но верно хранила судьба, до сих пор неприступная,
И все потрясения шли, не вступив за порог.
Кому-то и куш, а потом разорения — крупные;
Кому-то — немного монет, да на ужин пирог.
Растут расходы нужные, дорожные,
Карман пустеет, и набить нельзя...
Пакет из-под еды наполнен крошками,
Лысеют шины, посуху скользя.
Пускаем в ход, что было загтовлено,
А после будет нечего пускать.
Хотели вечно жизнь прожить под кровлями -
Что обветшают, не хотели знать.
Неизведанных раньше земель перевидено множество,
Впереди всё равно много больше. И дальше идём...
В этих землях великим становится трус и ничтожество,
Что под смех и проклятья покинул когда-то свой дом.
Но насиженных мест покидать, как и прежде, не хочется;
И ничтожеством быть — так спокойней, и много теплей.
А болезни приносит всё та же свобода-разносчица,
Да кого-то они не проймут до скончания дней.
