Время текучей жизни переложено в опыт;
Опыт лежит в чулане, на потеху мышам...
Вытащим всё на свет из пыльного чулана -
Выкинуть жалко, и сложим, как было назад.
Нет совершенства в нас, и к лучшему стремимся -
Вроде бы выше головы и прыгнуть нельзя.
Но забрались, и вновь забираемся дальше -
Опыт копился, как прежде, неприменим.
Лучше, когда никто не помогает:
Помощник — он лютого врага хуже.
Что построит — так в том жить невозможно;
А если крепость — то смерть гарнизону.
И не потому, что дела не знает -
Просто кондитер на полевой кухне
Горит желанием помочь солдатам,
А те от еды лежат в лазарете.
Уходит в песок, исчезает река незаметно -
Ещё широка, и хватает для лодки глубины;
Но где-то позади оставались стоять пароходы,
А ниже — и люди спокойно переходят вброд.
Уже ручеёк, но конца ему пока незаметно;
И надо бы дальше к морю далёкому течь...
Коварный песок тихонько отбирает влагу,
Становится мокрым, а дальше — просто сухим.
Многое из того, что казалось знакомым,
Не раз проверенным в счастье и в беду,
И бывшее всегда под рукой днём и ночью -
Вдруг открывается с неожиданной стороны.
Окажется, что мы раньше ничего не знали,
Хотя возможно ли больше знать?
И можем тоже намного больше,
И столь же многого не можем теперь.
Показалось — успеем ещё, но ничего не успели;
Опоздали к спектаклю, который не хотели смотреть.
В холода и ненастье на пляж на безлюдный потянуло -
И хотя очень чист, но недолго на нём полежишь.
Отложили в дальний ящик, и кажется, даже забыли -
Вспоминаем, когда ржавина и годы свершили дела.
Загляну в этот ящик, сыщу, что ещё пригодится,
И пока что не умер без сена буриданов осёл.
Вброд через реку когда-то легко проходили -
Впрочем, не очень легко, но прошли же тогда!
Вроде бы — та же река, и песчаная отмель,
Только воды не по пояс, а прямо до плеч;
Да и вода холоднее, чем в прошлое время,
И почему-то течение стало быстрей...
Может, казалось, что легче, по юности смелой,
Может, суровее нынче стремится река.
Мы — удачливы; но только на мгновенье.
Промелькнуло — и настал текучий быт.
Ящик золота за год до дна потрачен,
Самолёт-ковёр прорвался с грузом дров,
Скороходы-сапоги давно стоптались,
Самобранка перешита, и не раз.
Но и горе — никогда не длится вечно,
Хоть мгновением одним не обошлось.
Плывут города за окном, бесконечным потоком;
Ползут по течению пятна ночных фонарей;
Дремучие чащи в рассветных лучах исчезают;
Пропала высокая вышка за дальней горой...
На месте стоим — а быть может, нам это казалось,
А мир, как текучий ручей, растворялся вдали.
Бродяги — не мы, а глядящие вслед домоседы;
Не листья сорвало — деревья летят в небеса.
И пусть кастрюля нам картошку жарит,
Когда на белый лист лились стихи!
Быть может, что квартира загорится;
Быть может, нас на плаху поведут...
О помощи кричит в подъезде кто-то -
Но обождёт пока бескрайний мир.
Допишем — сходим в гости к музыканту,
А он, зараза, музыку писал.
Обойдём стороной, где табличка висит: «Невозможно!»
А смельчак подошёл, и табличку спокойно сорвал...
А другой отыскал, где сыскать невозможно табличек -
В том краю, где послушный в отчаяньи ищет пути.
А упорный — он ждёт, как табличка от старости рухнет,
Вот глупец — тот зашёл, а зачем — то не ведал и сам.
Надоело всё это, пойду, что найду — до конца перекрашу,
Поменяю местами, а прочее — переверну.
