MDCLXXXIV.
Я не знал, каким аршином жизнь измерить,
Вроде был — живучий самый из живых,
Что за смертью?
На пороге был, и ум почти затих...
Но познал ли сам мудрец свою премудрость?
Иль смолчал,
Что вошедшему нельзя теперь увидеть
Свой прекрасный, но снаружи, идеал?