MↁCDXXXIII.
Устаю. Приседаю недолго. Потом поднимаюсь.
А конца потемневшей дороги не видно пока...
Позабыта к себе, неумехе, постыдная жалость,
И не выпита силы неведомой, тихой, река.
Закрываю котомку, хоть вечер, и надо поспать бы,
Но всё ближе и ближе блестит револьвер у виска.
Попадались манящие тихим покоем усадьбы,
Но не верю, что мне на дорогу готовы века.
